Вроде бы, простое дело - вывоз мусора, ан нет. Непростое.

Например, иногда это происходит так.

Точка наблюдения - окно на седьмом этаже, выходящее на огромную круглую площадь, похожую на Светлановскую площадь в Петербурге или площадь Гагарина (северную ее часть) в Москве. Площадь пересекают под прямым углом два очень широких проспекта.

Если посмотреть из окна (точки наблюдения) направо, виден совершенно разрушенный город, видимо, подвергшийся бомбардировке, это даже не так, как показывают по телевизору разрушенный город Грозный, это гораздо хуже, потому что город очень большой, и разрушенные дома очень большие, кругом, до горизонта, горы бетонных останков, остовы не до конца разрушенных зданий. Выделяется огромное здание, этажей в двадцать, без фасада, как будто какой-то вихрь пронесся сквозь него, оставив только перекрытия и внутренние стены, и вот оно стоит, пустое и прозрачное, и с бывших стен свисают страшные смертные ошметки.

По проспекту, ближе к его краю, там, где был тротуар или бульвар, проложены рельсы, две колеи на расстоянии примерно десяти метров друг от друга. По этим колеям (по обоим сразу) едет, ну, в общем, поезд. Да, с некоторой натяжкой это можно назвать поездом.

Поезд состоит из двух составов, движущихся параллельными курсами. Один состав - мощный двухсекционный тепловоз и четыре грузовых открытых вагона. Другой состав - просто шесть вагонов, без локомотива. Составы жестко соединены между собой посередине так называемым козловым краном. Получается некий железнодорожный катамаран, один тепловоз тянет одновременно два состава, и это железное гибридное существо медленно ползет в сторону площади.

В вагонах - Мусор. Много. Например, один вагон просто-таки переполнен тюками с мусором. Кажется, эти тюки где-то очень долго, может быть, годами, лежали, и вот теперь люди (или не люди?) вдруг спохватились, погрузили тюки в этот дикий поезд и повезли. В других вагонах тоже мусор, в некоторых много, а в некоторых почти нет. Мусор не строительный, не обломки бетона и не куски кирпичной кладки, нет, он какой-то неопределенно-биологический, и, вполне возможно, содержит останки людей или животных или несъеденную пищу, какие-то очистки, и этого всего очень много и все это сильно и неприятно пахнет.

Из одного вагона на землю льется какая-то жижа.

Тепловоз, когда-то зеленый, ныне почти черный. Кран тоже настолько закопчен и испачкан, что сказать что-либо о его цвете затруднительно, и вагоны такие же, покрытые застарелой, вечной грязью. Однако в целом конструкция производит впечатление исправной, хорошо работающей. Особенно тепловоз. Сильный, он мог бы водить бесконечно длинные поезда по десять тысяч тонн, но обстоятельства сложились иначе, и ему приходится таскать десять смердящих вагонов, соединенных в уродливую, болезненную конструкцию, угрожающе-нелепо ползущую по двум параллельным путям, и он, тепловоз, похож на штангиста-чемпиона, опустившегося и неухоженного, вынужденного работать вокзальным носильщиком, но все еще не растерявшего свою богатырскую силу.

Вдали, за площадью, виден совсем другой пейзаж. Там все вроде бы хорошо. Очень много домов, больших, чуть ли не небоскребов. Все они целы, целы их окна, и в окнах отражается яркое солнце и небо. Огромный и даже, наверное, красивый город. Людей, правда, не видно, но, может быть, это потому, что далеко, площадь огромная, на ней тоже много руин и обломков, и ту часть города (или другой город), где все хорошо, плохо видно.

Но очень хорошо видно, что там гораздо лучше, чем в той части города (или в другом городе), откуда приехал мусоровозный поезд.

Мусоровозный поезд выезжает на площадь, поворачивает налево, проезжает немного по периметру площади и опять поворачивает налево, на другой проспект. Медленно, медленно, со скрипом, с глухим постукиванием колес, с гулом работающего дизеля.

Проезжает еще немного и останавливается возле каких-то длинных сараев и контейнеров. Над небольшим закопченным промышленным зданием возвышается труба. Из трубы идет черный дым. Судя по всему, это так называемый мусоросжигательный завод.

Из вагонов быстро выгрузили часть мусора. Людей не видно, работают краны, один - тот, который соединяет собой две части поезда, и другой, стоящий на земле. Наверное, кранами и поездом управляют люди, но их почему-то не видно, они не выходят покурить и не переругиваются, и кажется, что все эти гулкие железные машины - и краны, и тепловоз, и вагоны, - действуют самостоятельно, по своему плану и усмотрению, преследуя какие-то собственные, непостижимые для людей, интересы и выгоды.

Мусор выгрузили не весь, довольно много осталось. И из вагона по-прежнему льется жижа.

Разгрузка закончилась, и мусоровозный поезд поехал обратно. Теперь тепловоз не тянет, а толкает поезд перед собой. Медленно, со скрежетом поезд выезжает на площадь, поворачивает направо, проползает под окном, из которого ведется наблюдение, и медленно уезжает туда, где сплошные руины и разруха, но где все-таки, наверное, теплится какая-то жизнь, кто-то же нагрузил этот поезд мусором и кто-то же вообще додумался до такого - соединить два состава козловым краном, да и вообще, если откуда-то вывозят мусор, значит, там есть какая-то жизнь, не бывает мусора без жизни, хотя почему, ведь бывает, что жизнь была и закончилась, и от нее остался только мусор, тихий и застывший мусор смерти.

2004

На главную