Наступила осень, и началась война. Люди пытаются сориентироваться в обстановке, разузнать, что к чему, украдкой выглядывают из-за угла. Ночные грабители ухмыляются и потирают руки в предвкушении скорой добычи. Их глаза светятся желтым светом в темноте кривых переулков.

Страна ровная, плоская и очень большая. Поэтому никто ничего толком не знает о войне. Ведь все войны происходят не в центре, а на окраинах, в местах соприкосновения с другими странами. Окраины далеко, за многие тысячи километров, никто там не был. Сведения о войне самые противоречивые.

Говорят, что на этой войне никого не убивают. Там совсем другая жизнь.

Говорят, там всем выдают новую одежду, можно быстро разбогатеть, легко перейти границу.

Говорят, там возмутительные порядки, воровство, взяточничество.

Говорят, там очень опасно.

Никто оттуда не возвращался.

Трудно во всем этом разобраться.

Плохая погода. Осень. Дожди. Жидкая грязь стекает ручьями.

Отец – служащий, колупается с затертыми бумажками. Сын – маленький прыщавый школьник. Ни с того ни с сего отец подходит к сыну и спрашивает:

- Слушай… слушай… Что такое война?

Бедный ребенок, он учится на одни пятерки. За это его уважают товарищи, а учителя ненавидят тихой, ленивой ненавистью.

- Война – это когда тихо, задумчиво и кошки не ловят мышей.

У отца от жалости сводит скулы.

- Вот, ты уже все понимаешь… Разве этому тебя учат в школе?

Мальчик съеживается и моргает. Неловкость, замкнутость, молчание.

Призывной пункт. Идет вербовка добровольцев. Огромная очередь растянулась по бесконечному темному коридору. С потолка все время капает, на полу образуются лужи. Многие дремлют, прислонившись к стене или скрючившись на корточках. Они стоят здесь уже несколько дней, очередь почти не движется.

Участие в войне – дело чести, вопрос престижа. Люди хотят изменить свою судьбу. Многие хотят, но мало кому удается.

По коридору вдоль очереди медленно продвигается вербовщик в кургузом военном кителе и гражданских брюках, с пристрастием всматривается в лица кандидатов. Показывает пальцем на долговязого бородатого мужичка и орет:

- Имущественное положение?!

Мужичок сопит, подтягивает штаны.

- Имущественное положение?!!

- Фроловы мы, - мямлит мужичок. – Из Михайловской слободы. Скобяная лавка Фроловых…

- Почему не на рабочем месте?!!

- Так ведь это… Война ведь…

- Почему не на рабочем месте?!!

Мужичок, придерживая штаны, плетется вглубь коридора, незаметно пристраивается в хвост очереди.

- Художники есть?

Молчание. Кто-то похрапывает.

- Художники есть?!

Из очереди выступает темная, неясная фигура.

- Я художник.

- Художник? А чего ты сюда приперся? Чего ты тут забыл?

- Как чего? Чего и все. Добровольцев берете?

Военный обмяк, погрустнел, задумался.

- Вы, вероятно, желаете отсидеться за спинами ваших товарищей…

Повернулся и исчез за какой-то неразличимой дверью.

Снова тишина, сонливость, вода капает с потолка.

Наконец отобраны трое самых убогих. Они еле держатся на ногах. Накрывается большой стол, на столе – собранная с миру по нитке гнилая еда. Вся деревня в сборе. Здесь это называют “проводы”. Чавкают, хлебают, стараясь не смотреть в свои тарелки. Древний, замшелый дед, разбрызгивая слюни, орет: “Суворовцы! Богатыри! Виват!”. Это воспринимается как тост, все чокаются без энтузиазма. Пьют горьковатую водичку, в которой нет ни грамма алкоголя, и смотрят друг на друга притворно осоловевшими глазами.

Поели, попили, помолчали. “Пора, пора, на войну, на войну” – засуетился офицер. “Куда идти-то?” “Во-он туда” – офицер показал в неопределенном направлении. Встали и пошли. Три нелепые фигуры постепенно растворяются в длинном пустом пространстве. Оцепеневшие земляки смотрят им вслед и знают, что они никогда не вернутся, и думают, что это к лучшему.

В городе выпал снег и засыпал следы всех преступлений. Милиция сбилась с ног. Люди стоят, раскрыв рот, и не знают, куда идти.

В одном месте сбились в кучу несколько домов. Один из камней, другие – поменьше и похуже – из деревяшек. В домах есть кое-какие люди. Живые люди. Бессмертные души.

Двое приходят в темноте. Выбирают рассохшийся деревянный домишко. Льют бензин из канистры. Чиркают спичками. Дым, огонь. Горит.

Выбегает женщина, одетая как попало.

- Эй! Эй! Вы чего?

Один продолжает плескать бензин. Другой уставился на женщину тяжелым взглядом. Смотрит долго, долго.

- Война, мать…

А то вот раз стали мужики из оружия палить. Палят и палят. Отогнали всех прохожих, чтобы кого ненароком не задело. Выкатили пушку, подняли ствол вертикально вверх, в серое небо, где не было ни одного вражеского самолета. Снаряды улетали в направлении облаков и не возвращались на землю, парили где-то в разреженных стратосферных слоях. Горожане смотрят, удивляются, но не встревают. Все-таки, как никак, война, нельзя мешать, они знают, что делают, им виднее.

Выбрали старое, толстое дерево, стреляли всем миром из автоматов, искрошили дерево в щепки, дерево неуклюже упало. То-то радости было. Толкаются, смеются. Боеприпасы постепенно кончились, кто-то уже достал из-за пазухи бутылку водки и хлебал прямо из горлышка, а один мужик прошелся по кругу на руках. И у всех такие добрые, отдохнувшие лица…

Вдруг война закончилась. То есть, вроде бы ничего не изменилось, но все поняли. Интересно, кто победил? Полушепотом, с подмигиванием и ужимками, людям было сказано: “Мы проиграли”.

В столицу вступает армия-победительница. Человек двадцать. У некоторых винтовки. Один тащит пулемет на колесиках. Здоровые, румяные парни, выросшие в уютных деревеньках среди мяса, молока и пива. Они первый раз оказались в таком огромном и несусветном городе. Им страшновато.

На главной улице их приветствует военный комендант, зачитывает какую-то бумажку о капитуляции и вручает победителям маленькие ржавые ключи на железном колечке – ключи от города. Затем следует приказ о сдаче оружия. Иноземцы безропотно подчиняются. Со свистом и улюлюканьем толпа теснит их к смрадному, закопченному питейному заведению. Там уже ждут могучие, налакавшиеся пива мужики с кольями и велосипедными цепями. Сейчас, сейчас, будет вам “победа”…

Теперь этим ребятам придется нелегко. Надо как-то обживаться в этом невообразимом круглом городе. Искать работу, учить язык, ночевать на вокзалах, попрошайничать. Ну ничего, они как-нибудь устроятся. Все будет хорошо. Жизнь продолжается.